В 1995 году Престиж радио располагалось по адресу Профсоюзная, д. 84/32. Пересечение с Обручева. Метро Калужская. На Обручева автосалон РОЛЬФ-ЮГ-Mitsubishi, где я свой последний галант покупал. Кнопочка тырк: люк в крыше — жжжжж. Рычажок слева-снизу под сидением вззыть: вперёд седло — ммнннн... А с жопогрейкой зимой как хорошо (одна знакомая моя девочка называла систему обогрева автомобильных кресел «яйцеваркой» — поклёп!)
Районное ГАИ. Или как там оно сейчас, ГИБДД ЮЗАО г.Москвы. Жуть. Когда прошлую машину мою смели в совочек и положили на свалочку, там оформлял как раз бумажки. Обручева 26, если правильно помню. Или 25. Не суть.
Недалеко помещения телеканала РБК. На
Старокалужском шоссе. Пятый этаж. Между седьмым и восьмым вьёт гнездо сокол. Соколят воспитывает. Под зданием весёлые золотозубые кавказцы в шапках и свитерах по московской жаре продают хурму, яблоки, виноград и мелкую зеленушку.
ДК Меридиан.
Суши в торговом «На Калужской». Диваны, коричневый кожзам, красные салфетки, панорамное окно с отрицательной вертикалью, висюльки уютные сверху. 30 октября. Как будете, попросите у официанток-
казашек-японок зелёный чай и тирамису. Вкусные у них. Только очень медленно, настройтесь сразу.
На Бутлерова слева, в «Спорте», по школе покупал себе гантели. Взял 12-килограммовые и перезаложился явно. Под нагрузки десятикласснику, для рельефа и основы нужны по 10 кг.
В сторону Беляева от Калужской вверх, по Бутлерова направо — Институт Русского языка. Там преподавал взрослым дяденькам и тётенькам компьютерную премудрость. Один из первых советских научных кооперативов назывался «Интер-Квадро». Со всей большой страны ехали студенты. Сейчас в Киеве, Минске, Тбилиси, Ереване, Вильнюсе у кого из слушателей тех моих телеканал, у кого газета. У кого Яндекс (самый
главный, настоящий, не вру). У кого отдел Службы Экономической безопасности, у кого цементный заводик. Последнее не так престижно, как газета, да обоим хозяйским мальчишкам на Итон одному и Стэнфорд другому помогать помогает.
Иду по переходу. На Калужской он длинный — городок. Оседлав яблочный ящик, пальцами думает музыкант. Одно слово. Курточка цвета пожилого червяка. В девичестве малиновая. Отставные голубые сапоги-дуты, помните такие? Бородёнка, нафига брить. Запашок. Моется тот, кому чесаться лень. «Балтика-девятка» под пяткой. Шапка. В руках — на всю переходную кишку, — гармошка. (С музыкалки помню правило, кнопки — баян, клавиши — аккордеон. Здесь кнопки). Так с душой жарит Take Five, что твой Пол Десмонд съел бы свою шляпу. Были бы зубы. Музыкантам в шапку кладу всегда.
Когда-то со Степановым и Московским на Арбате развлекались на гитарах. Ничего интересного не вышло. Начали играть, сразу народ вокруг клубится. Дело прошлое, хорошо играли. Цоя, БГ, «воскрес», «чижа», «машину», своё. Хорошее своё писали. Попросите показать — покажу.
Подходят плохие мальчишки в коже, трениках Abidass, кроссовках Naik. «А вы, бл, за место, ёб, платили? Надо б делиться, нах» Да не вопрос. Мы ж не деньги сюда пришли зарабатывать. В нас столько музыки, куража, счастья. На всех вас, братки, хватит. И не жалко. Мешаем вам? Уйдём.
Каждый день песни пишутся не потому, что НАДО, а — прёт. Нравится. Столько всего в душе. Любви. Счастья. Идей. Сил.
Сил. Да. И ведь сколько вокруг нас-тогдашних обретается таких, у кого души с нами резонируют. Сейчас.
Берите меня. Пользуйтесь мной. Я ещё много-много сделаю, напишу, скажу, дам. Мне не жалко. Мне в радость. У меня есть. Много. Нету почти уж.
Такси по бартеру стали возить ребят на радио моём. Возникло за кулисками мнение «шоб ни одна падла не поехала по своим делам!» Почему? Да пусть хоть мешок картошки из Василькова привезут, хоть маму в Борисполь. Пусть, главное, на эфир не опаздывают. Они хорошо у меня работают. Очень хорошо. Ролики в эфире звучат таксишные. Послушание.
Смотрю-слушаю в
ю-тюбе песни Мари Лафоре. Реву. Не стыдно. Как в храме. Не выпячиваю, но и не стесняюсь. Выйду — высохнут. Душа моя. Моя душа.
Положил вот в женские дни наружу
плей-листы от 7 и 8 марта, помните? На соседских станциях вызвали от праздничного стола муз реда — сделай так же, как на Music Радио Наливайко сделал, быстро.
Прибежал болезный. Дожёвывает, мрачный, луком пахнет. Щас, бля, я вам поправлю плей-лист. Джаза вам? Будет, нах.
Да делай, дружок. Я тебя сам научу, расскажу, грудью своей из-под шарфа моего тёплого выкормлю. Пока пишешь иероглиф ключевой водой под лучами солнца, пока он не высох, как же светло, как чисто. Потом замутится. Пока — хрусталь. (Много тире, да? Хочу паузы в словах. Хочу, чтобы читали не торопясь. Сами. Со своими поделились)
На Профсоюзной всё стоит наверное сейчас. А на Нагорной — пусто. Только битая дорога совсем. Давно не слышал, а правда: ручьи — звонкие. Честно. Слышен звон. Прозрачный такой. Светлый. Зима плачет.